Туман на родных берегах - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Аэроплан тем временем жестковато ударился литыми резиновыми шасси о заново забетонированную дорожку Тушинского военно-гражданского аэродрома.

Дернулся.

Подпрыгнул.

Снова ударил колесами о ровный бетон.

Взревел запущенными в обратную сторону для торможения винтами и наконец уже спокойно побежал по полосе, что называется, «навстречу встречающим».

Инспектор усмехнулся.

Канцлер, будучи, несмотря на некоторую сомнительность происхождения (в двадцатые годы отдельные провокаторы говорили даже об изрядной толике жидовской крови, но Ворчаков совершенно точно знал, что это не так), человеком тонкого литературного вкуса, – в молодости писал стихи и, поговаривают, учился у самого академика Ивана Алексеевича Бунина, – ненавидел такие «встречи встречающих» даже в официальных отчетах.

Исключительно за стиль.

И своих помощников к тому приучал, причем, склонного к канцеляризмам юриста Ворчакова, совершенно безжалостно.

И кстати – напрасно.

Не всем быть поэтами.

Некоторым, к примеру, – приходится служить в жандармерии.

Глава 3

…Встречающих было немного, всего две машины, которым разрешили заехать прямо на взлетную полосу.

Зато какие!

Белый, чуть ли не усыпанный бриллиантами «Роллс-Ройс» Великой Княгини, и черный служебный бронированный и хромированный «Пежо»: к моделям этой фирмы лично заказывавший их для Имперской безопасности Канцлер был неравнодушен еще с дореволюционных времен.

Одесса.

Столица русской безвкусицы, что ни говори.

Сколько ни называй этот город «южной столицей Империи», сколько ни расселяй и ни расстреливай по оврагам каждого второго пейсатого жиденка, сколько ни размещай их в трудовых лагерях или за чертой оседлости, – отвратительный дух еврейского Привоза останется неистребимым.

Как полузасохшая герань на окне.

Как толстый еврейский мальчик со скрипочкой.

Как чесночный запах после жгучего малоросского борща с пампушками.

Этот пампушечный стиль Никита – сколько себя помнил – искренне ненавидел.

Проклятые метисы.

Потомки готовых ложиться под любого пана, – хоть ляха, хоть германца, хоть жида, – покорных малороссийских посполитых.

Дурная, испорченная кровь.

И почему-то эта жгучая ненависть проецировалось у полковника в том числе на ни в чем не повинный «Пежо».

Видимо, по ассоциации.

И хотя когда-то на авто именно этой французской марки ездили по России-матушке последние правящие представители столь любезного Верховному выморочного рода Романовых, инспектор, по правде говоря, предпочел бы отечественную «Эмку».

НгАЗ-М1.

Отличную русско-германскую модель, производство которой поставили на поток в Нижегородских механических мастерских бежавшие из Германии недорасстрелянные господами большевистскими комиссарами великолепные инженеры во главе со знаменитым Августом Хорьхом.

Хорошенькая получилась машинка.

Можно даже сказать – отличная.

Резвая.

Ничуть не хуже «пыжика» по комфорту, а уж по ходовым качествам – куда французу до немца. Даже если этот «немец» неожиданно для окружающих стал «русским».

Кстати, – не номинальным русским: нижегородское авто на двух последних парижских технических выставках уверенно занимало первые места именно как «русский» автомобиль.

Есть чем гордиться.

Впрочем, коммунисты оказались достаточно умны, а мы слишком нерасторопны, – поморщившись про себя, признал пестующий в себе чувство справедливости Никита.

И большую часть германских специалистов, отлаживавших почти фордовский по технологиям конвейер в Нижнем Новгороде, большевикам удалось довольно скоро вернуть обратно в Германию: переговоры с ними вел, говорят, чуть ли не лично с каждым, ставший незаменимым заместитель Тельмана «то-ва-рисч» Обер-Комиссар Германской Советской республики Лев Давыдович Троцкий.

Один из самых страшных врагов России.

Чуть ли не карикатурный жидяра и большевик.

Самый чудовищный из уже ставших былинными «красных комиссаров», едва не победивших Добровольцев в жестокой Гражданской войне.

Потерпевший незаслуженное, как он считал, поражение, а оттого – еще более опасный и непримиримый.

Его не любили рисовать даже бесстрашные карикатуристы Имперского Телеграфного Агентства, ИМПТА, пародировавшие в своих знаменитых «окнах» самого Верховного.

Их предводитель, не особенно любимый, но искренне уважаемый Вождем декадентский поэт Гумилев, едва не расстрелянный в свое время большевиками, казалось, давно никого не боялся – ни Бога, ни дьявола.

И сам не боялся, и другим не давал.

Они и не боялись.

Чем, кстати, непрестанно бравировали, распространяя обидные шаржи, пожалуй, на всех вождей разрозненного Белого движения.

А вот Троцкого – трусили.

…Как ни издевайся, как ни смейся, как ни шути, – этот стремительный разящий взгляд из-под круглых стеклянных очков вызывал лишь внутренний испуг и моментальное напряжение всех мышц тела: Троцкий и Ленин, проигравшие Гражданскую войну, но по-прежнему непобежденные, никогда не казались смешными ни для кого из победителей.

Потому что это были подлинные гении зла.

Инферно. В чистом виде инферно.

И им, надо сказать, в лице трудолюбивого и дисциплинированного германского народа, достался отличный материал для их адской постройки.

Большевистская промышленность Германии восстала из руин едва ли не быстрее Русской Имперской, пусть и жесточайшей ценой концлагерей, трудовых армий и постоянно голодающего населения.

Европейское автомобилестроение должно быть благодарно Тельману, ненавидящему всяческую роскошь и считающему постыдным любые ее проявления, лишь оттого и запретившего разработку и производство машин повышенной комфортности. Иначе оно было бы безжалостно разорено германским государственным автомобилестроительным монстром, построенным прямым распоряжением камрада Тельмана на базе баварских авиамоторных мастерских в когда-то чистеньком Мюнхене.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6